Неточные совпадения
Г-жа Простакова (к гостям). Одна моя забота, одна моя отрада — Митрофанушка. Мой век проходит. Его
готовлю в
люди.
Но не ведал Бульба того, что
готовит Бог
человеку завтра, и стал позабываться сном, и наконец заснул.
— И то дело, — сказал комендант. — Ну, медлить нечего. Ступай
готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть
людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?
— Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, — вам это самим известно, — что вы
человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы себя
готовите? какая будущность ожидает вас? я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? словом, кто вы, что вы?
В должности «одной прислуги» она работала безукоризненно: вкусно
готовила, держала квартиру в чистоте и порядке и сама держалась умело, не мозоля глаз хозяина. Вообще она не давала повода заменить ее другой женщиной, а Самгин хотел бы сделать это — он чувствовал в жилище своем присутствие чужого
человека, — очень чужого, неглупого и способного самостоятельно оценивать факты, слова.
И сама история только в тоску повергает: учишь, читаешь, что вот-де настала година бедствий, несчастлив
человек; вот собирается с силами, работает, гомозится, страшно терпит и трудится, все
готовит ясные дни. Вот настали они — тут бы хоть сама история отдохнула: нет, опять появились тучи, опять здание рухнуло, опять работать, гомозиться… Не остановятся ясные дни, бегут — и все течет жизнь, все течет, все ломка да ломка.
Весь дом смотрел парадно, только Улита, в это утро глубже, нежели в другие дни, опускалась в свои холодники и подвалы и не успела надеть ничего, что делало бы ее непохожею на вчерашнюю или завтрашнюю Улиту. Да повара почти с зарей надели свои белые колпаки и не покладывали рук,
готовя завтрак, обед, ужин — и господам, и дворне, и приезжим
людям из-за Волги.
Солнце уж было низко на горизонте, когда я проснулся и вышел.
Люди бродили по лесу, лежали и сидели группами; одни
готовили невод, другие купались. Никогда скромный Бонин-Cима не видал такой суматохи на своих пустынных берегах!
— Плетет кружева, вяжет чулки… А как хорошо она относится к
людям! Ведь это целое богатство — сохранить до глубокой старости такое теплое чувство и стать выше обстоятельств. Всякий другой на ее месте давно бы потерял голову, озлобился, начал бы жаловаться на все и на всех. Если бы эту женщину
готовили не специально для богатой, праздной жизни, она принесла бы много пользы и себе и другим.
Если же под революцией понимать радикальное изменение основ человеческого общества и отношений
людей, то революцию надо желать и
готовить ее.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил
человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и
готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Величавая тишина леса сразу огласилась звуками топоров и голосами
людей. Стрелки стали таскать дрова, расседлывать коней и
готовить ужин.
Сначала я возмущался такими вопросами, усматривая в них злое намерение, но впоследствии убедился, что эта справка нужна им только для того, чтобы знать, на сколько
людей надо
готовить ужин.
Да
человек тысяча или больше: «здесь не все; кому угодно, обедают особо, у себя»; те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили все это: «
готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах, — это слишком легкая работа для других рук, — говорит старшая сестра, — ею следует заниматься тем, кто еще не может или уже не может делать ничего другого».
Понятна эта разница: кухмистер,
готовя обед на 20
человек или меньше, должен сам содержаться из этих денег, иметь квартиру, иметь прислугу.
Спичка холодна, стена коробочки, о которую трется она, — холодна, дрова — холодны, но от них огонь, который
готовит теплую пищу
человеку и греет его самого.
И, поглядывая в книгу, он излагал содержание следующего урока добросовестно, обстоятельно и сухо. Мы знали, что в совете он так же обстоятельно излагал свое мнение. Оно было всегда снисходительно и непоколебимо. Мы его уважали, как
человека, и добросовестно
готовили ему уроки, но история представлялась нам предметом изрядно скучным. Через некоторое время так же честно и справедливо он взвесил свою педагогическую работу, — поставил себе неодобрительный балл и переменил род занятий.
— Все-таки ничего не раскрыли, — подхватил Кнопов, — и то ведь, главное, досадно: будь там какой-нибудь другой мужичонко, покрой они смерть его — прах бы их дери, а то ведь — человек-то незаменимый!.. Гений какой-то был для своего дела: стоит каналья у плиты-то, еле на ногах держится, а
готовит превосходно.
— Еще бы не предвидеть! Вот из этого револьвера (он вынул револьвер, по-видимому показать, но уже не спрятал его более, а продолжал держать в правой руке, как бы наготове). — Странный вы, однако,
человек, Кириллов, ведь вы сами знали, что этим должно было кончиться с этим глупым
человеком. Чего же тут еще предвидеть? Я вам в рот разжевывал несколько раз. Шатов
готовил донос: я следил; оставить никак нельзя было. Да и вам дана была инструкция следить; вы же сами сообщали мне недели три тому…
— Палач палачу рознь! — произнес он, покосившись в угол избы. — Ино рядовой
человек, ино начальный; ино простых воров казнить, ино бояр, что подтачивают царский престол и всему государству шатанье
готовят. Я в разбойный приказ не вступаюсь; мой топор только и сечет, что изменничьи боярские головы!
— Я не стряпаю, а
готовлю, стряпают — бабы, — сказал он, усмехаясь; подумав, прибавил: — Разница меж
людьми — в глупости. Один — умнее, другой — меньше, третий — совсем дурак. А чтобы поумнеть, надо читать правильные книги, черную магию и — что там еще? Все книги надо читать, тогда найдешь правильные…
В самом деле, спросите порознь каждого
человека нашего времени о том, считает ли он не только похвальным, но достойным
человека нашего времени заниматься тем, чтобы, получая за это несоразмерное с трудами жалованье, собирать с народа — часто нищего — подати для того, чтобы на эти деньги строить пушки, торпеды и орудия убийства против
людей, с которыми мы желаем быть в мире и которые этого же самого желают по отношению нас; или тем, чтобы опять за жалованье посвящать всю свою жизнь на устройство этих орудий убийства, или на то, чтобы самому готовиться к убийству и
готовить к этому
людей?
«До чего забаловали
человека! — негодующе думал он. — Баба ему понадобилась, на получи;
человека пожелал склонить пред собою — помогают! Говорят против господ, а сами из мужика
готовят барина — зачем? А кто такое Максим — неизвестно. Например — Вася, — кто его извёл?»
— Вот — умер
человек, все знали, что он — злой, жадный, а никто не знал, как он мучился, никто. «Меня добру-то забыли поучить, да и не нужно было это, меня в жулики
готовили», — вот как он говорил, и это — не шутка его, нет! Я знаю! Про него будут говорить злое, только злое, и зло от этого увеличится — понимаете? Всем приятно помнить злое, а он ведь был не весь такой, не весь! Надо рассказывать о
человеке всё — всю правду до конца, и лучше как можно больше говорить о хорошем — как можно больше! Понимаете?
Гурмыжская. Не знаю. Я его
готовила в военную службу. После смерти отца он остался мальчиком пятнадцати лет, почти без всякого состояния. Хотя я сама была молода, но имела твердые понятия о жизни и воспитывала его по своей методе. Я предпочитаю воспитание суровое, простое, что называется, на медные деньги; не по скупости — нет, а по принципу. Я уверена, что простые
люди, неученые, живут счастливее.
Прапорщик побежал домой"книжку дочитывать", а коллежский асессор Павлуша — тоже домой к завтрашнему дню обвинительную речь
готовить. Но ему, тетенька, выигрышных-то обвинений не дают, а все около кражи со взломом держат, да и то если таковую совершил
человек не свыше чином коллежского регистратора. Затем мы с дядей остались одни, и я решился кончить день в его обществе.
Итак, вот какое будущее
готовил Аракчеев России! Бесспорно, замыслы его были возвышенны и благородны, но не правда ли, как это странно, что ни одно благодеяние не воспринимается человечеством иначе, как с пособием шпицрутенов! По крайней мере, и бабенька, и Стрекоза твердо этому верили и одинаково утверждали, что
человек без шпицрутенов все равно, что генерал без звезды или газета без руководящей статьи.
Кукушкина. Незачем ей и привыкать. Я их не в горничные
готовила, а замуж за благородных
людей.
— Вот какой! — с гордостью сказал Грохотов. — Хорош? Гвардия наша, да-а! Двенадцать
человек бомбистов выдал, сам с ними бомбы
готовил — хотели министра взорвать — сам их всему научил и выдал! Ловко?
Мне больше всех из них противны их лучшие
люди, их передовые; и для этого-то сорта
людей (кровью сердце обливается при этой мысли) отец
готовил меня, а между тем он был, сколько я помню,
человек не глупый, любил меня и, конечно, желал мне добра.
Не укрылось от него, как
готовили засаду воровские
люди.
Всё равно… они все ведут к смерти; — но я не позволю низкому, бездушному
человеку почитать меня за свою игрушку… ты или я сама должна это сделать; — сегодня я перенесла обиду, за которую хочу, должна отомстить… брат! не отвергай моей клятвы… если ты ее отвергнешь, то берегись… я сказала, что не перенесу этого… ты будешь добр для меня; ты примешь мою ненависть, как дитя мое; станешь лелеять его, пока оно вырастет и созреет и смоет мой позор страданьями и кровью… да, позор… он, убийца, обнимал, целовал меня… хотел… не правда ли, ты
готовишь ему ужасную казнь?..
Точно оголила его смерть, которую
готовили для него
люди, оторвала от пышности и внушительного великолепия, которые его окружали, — и трудно было поверить, что это у него так много власти, что это его тело, такое обыкновенное, простое человеческое тело, должно было погибнуть страшно, в огне и грохоте чудовищного взрыва.
И теперь, горою вздутого мяса возвышаясь над придавленными пружинами кровати, он с тоскою больного
человека чувствовал свое опухшее, словно чужое лицо и неотвязно думал о той жестокой судьбе, какую
готовили ему
люди.
Но даже в той тесной сфере наблюдения, которая выпадает на долю всякого солдатика в задней шеренге, невозможно не изумляться чудесам дисциплины, посредством которых она
готовит массы
людей к геройству и самоотвержению.
— А вот это ружье — ты видишь, оно украшено серебряными насечками — его подарил твоему другому grand oncle, Ипполиту, сам светлейший князь Таврический — tu sais? l'homme du destin! знаешь? баловень судьбы! Покойный Pierre рассказывал, что «баловень фортуны» очень любил твоего grand oncle и даже
готовил ему блестящую карьеру, mais il parait que le cher homme etait toujours d'une tres petite sante но, кажется, милый
человек отличался всегда очень плохим здоровьем. — и это место досталось Мамонову.
Я с удовольствием вспоминаю тогдашнее мое знакомство с этим добрым и талантливым
человеком; он как-то очень полюбил меня, и когда, уезжая из Москвы в августе, я заехал проститься, месяца два перед этим не видавшись с ним, он очень неприятно был изумлен и очень сожалел о моем отъезде, и сказал мне: «Ну, Сергей Тимофеич, если это уже так решено, то я вам открою секрет: я
готовлю московской публике сюрприз, хочу взять себе в бенефис „Эдипа в Афинах“; сам сыграю Эдипа, сын — Полиника, а дочь — Антигону.
Между прочим, он говорил с своим неподражаемым малороссийским юмором, что, верно, повар был пьян и не выспался, что его разбудили и что он с досады рвал на себе волосы, когда
готовил котлеты; а может быть, он и не пьян и очень добрый
человек, а был болен недавно лихорадкой, отчего у него лезли волосы, которые и падали на кушанье, когда он приготовлял его, потряхивая своими белокурыми кудрями.
Так Гоголь до конца жизни не переставал работать над своим созданием; но только немногие, близкие к нему
люди знали, какое произведение
готовит он.
Смотрим: на бережку
люди сидят, дымок у них; видно, что бродяги, плот
готовят,
человек шесть.
Малоросс сначала хотел было повернуть дело круто, вздумал было расстаться с своим Телемаком, попугать его; но Телемак очень равнодушно принял такое намерение рассердиться и, позвав
человека, приказал
готовить экипаж для своего Ментора.
— Покуда объяснялись и ласково беседовали с камердинером, успели приготовить для него кое-что поесть, потому что в этот день ни для господ в кухне, ни для
людей в застольной ничего не
готовили: остававшуюся в Болдухине дворню всю спустили на месячину.
А я тебя ищу, Кузьма Захарьич!
Вот горе-то на нас! Прокоп Петрович
Казаками убит! А что-то скучно
Все было мне, сижу да заливаюсь
Горючими, а вот к беде и вышло.
Я всех
людей из дому разослала
По бедным, оделить хоть понемногу
За упокой да звать обедать завтра.
Для нищей братии обед
готовлю.
Зайди, Кузьма Захарьич, да зови,
Кого увидишь; вместе помянули б,
Чем Бог послал.
— Может быть, огуречика? Как это по-русски говорится? Значит, эфто без огуречика никакая пишшыя не проходит. Так? А водочки? Пожалуйста, кушайте… кушайте до конца, прошу вас. А может быть, беф-строганов? Здесь отлично
готовят… Псст!
Человек!
Она была единственным
человеком, которого я
готовил себе, а другого и не надо было, — и вот она всё узнала; она узнала по крайней мере, что несправедливо поспешила присоединиться к врагам моим.
И к чему очень уж много делов затевать, коли всё равно умрёшь? Для чего
готовим себя, ежели гольём жизнь-то взять? Для смерти… С чем пойдём пред лицо господа? Вот душа-то и напоминает: встрепыхнись, дескать,
человек, потому что час твой тебе неведом… Господи, помилуй!»
Он родился в Антиохии, и судьба
готовила ему с ранних лет путь, особый от пути, по которому она гуртом толкает
людей.
И все три были страшные, непонятные, угрожающие, и крещение с никогда не виденными черными кудрявыми орлоносыми голыми
людьми и детьми, так заполнившими реку, что капли воды не осталось, было не менее страшное тех двух, — и все они отлично
готовили ребенка к предназначенному ему страшному веку.
— Да хороший, бывалый
человек. Я ему буду кушанье
готовить. И за квартиру, за стол буду всего три рубля серебром в месяц брать…
— Полно-ка ты, Василий Борисыч, со своими «Патериками» и «Прологами». Ведь это книги не божественные… Такие ж
люди писали, как и мы с тобой, грешные… Читывал я эти книги — знаю их… Чего-то, чего там не напутано, — сказал Патап Максимыч и потом радушно примолвил: — Ты вот лучше пуншику еще пропусти!.. Никитишна!
Сготовь Василью Борисычу хорошенького!